В фильме Чрево возлюбленный Ребекки Томас погибает в автокатастрофе. Ребекка решает подарить ему новую жизнь при помощи клонирования. Проходят годы и у неё вырастает сын, который ничего не знает о том, что совершила его мать. Но однажды тайна открывается...
«Чрево» с Евой Грин — гипнотическая и немного провокационная артхаусная драма про клонирование и двойственность женской любви. «Чрево», первый англоязычный фильм Флиегауфа, — классический артхаус того самого типа, которым обычно пугают людей: угрюмый, молчаливый, холодный, невыносимо неторопливый. Режиссер строит фильм на гипнотических зловещих видах моря и обменах тяжелыми взглядами, он осознанно не пользуется научно-фантастической фактурой — биотехнологическое чудо для него лишь повод для раздумий. Время в «Чреве» крайне условно — оно словно застопорилось и не затрагивает ни окружающую действительность, ни героиню Евы Грин, которая не меняется ни капли за двадцать экранных лет. Грин играет с такой одержимостью, что «Чрево» становится практически моноспектаклем — на контрасте с Ребеккой остальные персонажи выглядят едва ли не бестелесными тенями.
«Чрево» — первая работа венгра Флегауфа на английском языке (сценарий написал он сам), и это заметно — диалоги в фильме предусмотрительно сведены к минимуму, а те, что есть, сложностью не превосходят фразы из разговорника. С действием тут тоже не очень — в основном нам показывают суровые красоты северной природы и аскетический быт обитателей рыбацких домиков — интернета нет, вместо телевизора — море и небо, все медитативненько. Из актрисы Грин пытаются сделать Иокасту — но дальше демонического макияжа с синяками вокруг глаз дело не идет.
Стоический минимализм «Чрева», конечно, заслуживает всяческого уважения. Другое дело, что в любом хорошем фильме рано или поздно наступает момент, когда автору положено проговориться — ради чего он, собственно, выстраивал нам всю эту хрупкую прозрачную красоту. Филегауф в этом месте по привычке многозначительно молчит — и, сдаётся, немного не потому, что хочет, чтобы мы обо всём догадались сами. Скорее, он попадает в ту же ловушку, что и Антон Корбейн в «Американце» — полагает, что если сделать красиво с умным и скорбным лицом, то содержание в фильме заведётся само собой. А при таком раскладе вся минималистичная красота его фильма оказывается всего лишь тенями на стене. Наблюдать за ними, конечно, приятно — но можно этим заняться и дома.
На «Чреве» публика должна утвердиться в подозрении, что артхаусное кино — это медленно и печально. Героиня Евы Грин ходит по берегу моря и ждет, когда клон ее погибшего возлюбленного подрастет. Любовь бывает долгая, а жизнь еще длине-е-е-е-ей, как пел один артист советской эстрады. Честно говоря, весь сценарий «Чрева» — откровенно искусственное оплодотворение. Фильм почти в одиночку вынашивает Ева Грин, чье лицо гораздо умнее сюжета. На нем не отражается возраст, но усталость ложится пылью на веки, молчание бесцветит губы; все лицо как будто отступает, остаются глаза. Актриса тоньше роли, больше фильма.
«Чрево» не хочет быть скандальным, а хочет — многозначительным и красивым: мы учимся различать оттенки молчания, угрожающе дышит океан, Ева Грин ходит по пустынному пляжу, и главный скандал — зачем ей реплика такого отталкивающего типа, который вдобавок ведет себя как участник группы «Война», и непонятно, зачем столько пауз, если все уже предопределено то ли режиссером, то ли Богом, то ли сочетанием молекул.