Когда-то, в свои пионерские годы, это поколение получило в подарок от советской власти «Пепси-Колу» новороссийского разлива — не просто питье, это была надежда на то, что следом за «Пепси», новая, волшебная жизнь, придет с той стороны моря. И она пришла, сметая все на своем пути, избавляя от иллюзий и обесценивая прежние идеалы… Герой фильма Generation П — Вавилен Татарский — поэт, выпускник лит. института и типичный представитель «поколения Пепси». Оказавшись в водовороте исторических событий постсоветского пространства, Вавилен становится новомодным рекламным крэйтором и пытается познать тайну своего призвания.
Было интересно наблюдать за тем, каким образом Гинзбург переработает в сценарий текст повести. Чем пожертвует, что оставит, как реализует те или иные тонкие моменты. Ну и так как переносить "Generation П" в сценарий было реально сложно, по фильму хорошо видно, как проседают некоторые линии. Однако я бы не сказал, что режиссер с этой задачей не справился, - перенес именно то, что и нужно было переносить. Ведь Пелевин действительно очень сложен для экранизации. Впрочем, некоторая отсебятина там имела место: например, генерала Лебедя современности для зачем-то заменили на Путина, причем сделали это достаточно криво. В общем и целом - понравилось. Как иллюстрация к книге - на мой взгляд, вполне достойно. А вот рекомендовать тем, кто книгу не читал, не рискну. Мне трудно понять, как они отреагируют.
Так что же в фильме хорошего, если мы принимаем сторону Добра? Прежде всего, это лирическое вступление с проникновенным закадровым голосом, бережно цитирующим оригинал. Подводка хороша и в самом романе, читать ее одно удовольствие. Атмосфера 90-х тоже передана достаточно бережно и вызывает приятную ностальгическую кислинку. Недостатки картины те же, что у романа — это обилие второстепенных персонажей и сюжетных линий, затрудняющих восприятие.
Режиссер Гинзбург не мыслит апдейта под очередную смену исторического цикла, вместо этого верно перенося на экран псилоцибиновые завихрения пелевинского сюжета и перенимая родовые травмы первоисточника — хлипкую драматургическую базу, неряшливый, обрывочный монтаж эпизодов, слоганоориентированную манеру повествования. У Гинзбурга при этом нет собственной интонации — и его фильм невольно распадается на отдельные несвязанные куски, играясь со спецэффектами грибочно-марочных приходов и путаясь в приметах времени. Тем удивительнее, что именно этот сумбурный, ввергающий в непонимание пересказ вдруг оказывается единственным вариантом адекватной передачи главного эффекта романа — шока от того, как из хаотичного нагромождения смыслов и бессмыслиц, постмодернистского гона и размышлений о русской ментальности вдруг сама по себе складывается четкая картина мироустройства, незримая фигура того самого русско-вавилонского пса, уже очнувшегося и пускающего слюни.
Исторической правдоподобностью Виктор Гинсбург зрителям не помог, а наоборот запутал. За всеми политическими и историческими аллюзиями, в фильме теряется то, что многие поклонники писателя называют “пелевевинщиной” - жонглирование мистикой, символами и, конечно, юмором. А именно этот уход от “пелевенщины” к увлечению идеей о том, что вся власть в стране может зависеть от никому неизвестной рекламной компании, и произошел в фильме “Generation П”. Винить за это создателей фильма, конечно, не стоит, уж очень это заманчивая идея для сюжета. Но, беря за основу сценария такую непростую для экранизации книгу, всегда есть опасность для режиссера экранизировать не собственно книгу, а свое восприятие этой книги. У фильма “Generation П”, возможно, и не получилось передать всю суть и все тонкости пелевинской идеи, но попытку Виктора Гинзбурга создать качественный фильм, некую вариацию на тему “Пелевина” можно считать успешной.
После просмотра остаётся какое-то саднящее чувство – вместо того, чтобы «освободить», зрителя «нагрузили», если не «перегрузили». С задачей в силу своих возможностей авторы, может быть, и справились – поколение в ожидании «пи…» (читай, конца света, что, в общем-то, далеко не ново), обрисовано размашисто и даже временами грубовато. Но сверхзадача – вот это самое ощущение «присутствия отсутствия» – оказалась нереализованной. Для этого нужно особое мироощущение, которым обладает только один человек. Не режиссер с сотней членов съемочной группы и стремлением осуществить коммерчески успешный проект на – извините за выражение – «пустотном материале». Сам Автор. Но Пелевин не кинорежиссер. Ему достаточно того, что он писатель. Пустота наводит грусть? Ну и ладно, ну и пусть. Пелевина от этого меньше не станет.
Как и любая экранизация, фильм Виктора Гинзбурга наверняка разочарует определенную часть поклонников оригинала. В голове у каждого читателя давно сложились образы Татарского, Азадовского, Ханина и даже Гусейна, и не вина режиссера, что у него они оказались свои. На наш же взгляд, картина кастингом скорее радует. Понятно, что от значительной части психоделических практик и некоторых ярких батальных сцен, кинематографистам пришлось отказаться. При этом нельзя не отметить ту бережность, с которой авторы подошли к пелевинскому тексту, оставив помимо всего прочего столь необходимый здесь мат. Вопросы вызывает, пожалуй, только сымпровизированный эпилог, в виде репортажа Леонида Парфенова.
Припозднившаяся экранизация одного из лучших романов Виктора Пелевина оказалась вполне добротной и почти дословной, что, однако, не всегда идет ей впрок. Как и роман, картина не стремится быть максимально понятной. Зато поклонники книги, ценящие к тому же, когда экранизация буквально воспроизводит если не дух, то букву полюбившегося произведения, имеют шанс остаться абсолютно довольными. Главная проблема фильма, которая не то чтобы все портит, но добавляет изрядную ложку дегтя, заключается, как ни странно, в литературном материале. Роман хорош, но Пелевин ведь почти всегда с паранормальной репортерской ловкостью стенографирует реальность, которая здесь и сейчас. Постановщик, надо отдать ему должное, в порядке законной режиссерской отсебятины пробует подверстать к истории современные реалии, но для того, чтобы раскрыть тему, фильму не достает смелости и свободы, присущих роману.
«Generation П», первая экранизация Виктора Пелевина, любопытна не только адекватностью пелевинской прозе или попыткой тщательно воссоздать фактуру российских 90-х, но и незапланированной иронией в адрес русского массового кино нулевых. А еще в фильме Виктора Гинзбурга отменный кастинг: мало где «медийные персоны» выглядят уместней профессиональных актеров, чем в экранизации «Generation П», романа о виртуальной и галлюциногенной природе российской реальности, созданной криэйторами из мира рекламы и масс-медиа. С романом режиссер обходится почтительно. Поклонники Пелевина будут рады, не читавшие могут заскучать. Сохранены и дух книги, и буква, даже слишком много букв: в фильме перебор с закадровым текстом и не очень смешными шутками.
назвать «Поколение П» хорошей экранизацией, да и просто хорошим фильмом, всё-таки не получается. Но вот что тут стоит отметить - это кино предоставляет кинокритику довольно редкую для отечественного кино возможность. В индустрии, испытывающей огромные проблемы с базовыми понятиями (ладная история, внятный визуальный стиль, общий здравый смысл), «Поколение П» - внятное, уверенное, смешное, атмосферное, хорошо передающее бардачную реальность 90-х, пересыпанное реально удачными выходами людей, прежде работавших на чистой фактуре (великолепный пятиминутный бенефис Олега Тактарова) - подкидывает повод не обращать внимания на технические мелочи и перейти сразу к идеологии. Потому что создатели этого фильма прокалываются именно здесь - но зато сразу по-крупному.
Некогда искромётный текст, неплохо, с некоторыми «но» читающийся до сих пор, в киноверсии потерял вообще какую бы то ни было остроту и новизну, клиповый монтаж весь ушёл в длинноты, в зале за весь сеанс не засмеялся никто. Ни разу. «Поколение Пэ» успешно сменилось «поколением Пу», рассказывать в наше время про виртуальную действительность — это как учить дервиша грибы есть, занятие сколь глупое, столь и бессмысленное. А ничего нового сверх промямленного пару раз «орального» и «онального» авторы придумать не смогли, поведшись на буйство наснятой там и сям «богатой натуры». В то время как в соседнем зале по-прежнему идёт «Пирамида», на поверку оказавшаяся куда более точным наркотическим трипом «бэк ту девяностые». Что интересно, прототип Лёни Голубкова у Гинзбурга тоже мелькает в кадре.
Первый из двух часов вышедшее болтливое изложение сюжета не то чтобы воодушевляет, но вызывает, при наличии хотя бы остаточных воспоминаний о том времени и том тексте, изрядную долю нежности. Пелевинские книги — не совсем литература, и то, что при переносе Пелевина на экран Гинзбург получает не совсем кино, а скорее адекватный материалу телеспектакль, вовсе не напрягает. К середине фильма, однако же, рыхлый первоисточник погребает под собой фильм.