Агора

Жанровая ли картина «Агора» или авторская, сразу не разберешь. По грандиозности замысла и художественному воплощению это исторический голливудский блокбастер. Однако, для большого кино идея слишком резкая, а история постоянно "уходит от Голливуда" (в фильме могло бы быть, но нет противостояния личностей, нет ни одного "правильного" поединка и некоторых других необходимых элементов жанрового кино). Авторский замысел, идеи о том, что наука и культура много выше и добросердечнее религии, о том, что между силой и насилием нет границы, перешибают зрелищность. Фильм, безусловно, интересный, однако, все то же самое, но лучшим языком, изложено на пяти страницах альманаха из серии ЖЗЛ.

Будучи режиссером, вне всякого сомнения, великим, Аменабар не иллюстрирует сюжет изображением, а дает им жить друг в друге. Когда время от времени перед нами возникает планета Земля, снятая на камеру с ближней орбиты (с данного кадра, собственно, и начинается фильм), – это не просто вспомогательная «картинка-раскраска» к астрономическим занятиям главной героини. Аменабар задает масштаб истории: частная жизнь одного человека вдруг оказывается соразмерна жизни вселенной. И когда персонажи обсуждают, прав геоцентрик Птолемей или же гелиоцентрик (то есть, по тогдашним понятиям, эксцентрик) Аристарх и почему планеты и звезды, вращающиеся (вращающиеся ли?) по идеальным – круговым – орбитам, не сообщают этого своего совершенства человеческому бытию, речь идет прежде всего не об «отвлеченных» сугубо научных фактах. Аменабар выясняет здесь, насколько человек пропорционален миру, мера ли он всех вещей либо пренебрежимо малая точка в глубине паскалевской бездны.

38-летний испанский гроссмейстер Аменабар привык ставить с ног на голову любой жанр, за который берется. С кино из античной жизни он проделывает тот же трюк: в «Агоре» нет обязательной для пеплума любовной линии), нет батальных сцен, наивысшего эмоционального накала картина достигает в момент разговора о земном притяжении или о том, что важнее — круг или эллипс. В закате греко-римской культуры Аменабара привлекает не декадентский мелодраматизм исторического задника, а параллели с сегодняшним днем — христиане выглядят и действуют как исламские террористы (для ясности мощный визуальный упор сделан на их носы), римляне мямлят в уголку, как руководство Евросоюза.

Обычным чувствам в этом фильме места не остается, отчего весь этот макет Солнечной системы не работает как биографическая история о Гипатии. Зато работает как отвлеченная идея, что, безусловно, самой Гипатии бы понравилось. В частности, получается морализаторская притча о противостоянии религии и философии, зашоренности и свободной мысли. Религия при помощи камней, мечей и подстрекательств выигрывает на коротких отрезках – философия торжествует, если смотреть из космоса. На то, что достойно взгляда.

Триумфом мракобесия оказывается масштабная резня в Александрийской библиотеке (которая к тому времени горела уже раза три) и ее филиале в храме Сераписа. К финальному пожарищу ведет цепочка костюмированных погромов, разбавленных лекциями умной женщины. Зрелище для усидчивых гуманистов, из которого легко сделать неверные атеистические выводы. На самом же деле речь в «Агоре» идет просто о том, что догматы догматами, но, когда дело доходит до народного движения, сверяться с программой партии становится некогда.

Общая атмосфера в этом фильме несколько напоминает даже не мексиканский сериал, а средневековый роман. Один из героев, раб Гипатии, влюбленный в нее с детства, пытается во время бунта ее изнасиловать — но не может, потому что начинает плакать. Префект Александрии пытается втянуть ее в простенькую интригу, чтобы избавить город от христианских гопников — и тоже начинает плакать. Тот же самый бывший раб избавляет ее от страданий — и крупные прозрачные слезы катятся по его щекам, а зритель вздыхает и думает: надо было ей родить еще десять лет назад. Грандиозный антимещанский и антигопнический пафос наводит на самые что ни на есть мещанские и гопнические мысли, но это нормально. Удивительно при этом то, что прокатная судьба фильма очень хороша.