Антихрист

Все должны быть довольны. Кто считал, что четырежды каннскому лауреату место в дурке, получили его полнометражную явку с просьбой о госпитализации (причем повторной: как известно, на съемочную площадку наш герой прибыл, едва выписавшись из клиники неврозов). Кому фильмы Триера казались постмодернистским фиглярством, садистской интеллектуальной игрой на чужих нервах без всякого риска для себя любимого, те могут сменить пластинку — «Антихрист» написан собственной кровью и снят на последнем издыхании. Если раньше за кулисами триеровского театра жестокости то и дело мерещился хихикающий в кулачок автор, теперь традиционный, освященный веками расклад восстановлен — автор, как положено, корчится на экране, в зале хихикают.

Вопрос трактовки снятого Триером безобразия стоит довольно остро — все как бы намекает нам на то, что кино это — не драма и не хоррор, а философская притча. «Хаос правит миром!» — лает лиса. «Природа — храм Сатаны», — ноет Гейнсбур. Над дубравой разносится плач великого бога Пана. Как после такого не удариться в метафизику и не порассуждать о том, как страшно жить, об извечной войне полов или, например, о Рае и Аде? Но не будем уподобляться чокнутой героине «Антихриста». «Ты столкнулась с непонятным, попыталась его рационализировать, и получился бред», — справедливо замечает Дефо. Так давайте оставим судорожные попытки рационализировать норную ворону и косулю с лисичкой, шум ветра, стук падающих желудей и комаров с пиявками. Давайте просто примем их такими, какие они есть, и не будем писать бред.

Если «Антихрист» и не лучший фильм Триера, то «самый» в другом – самый неоднозначный, самый неожиданный, самый личный. Фильм-загадка: мы вряд ли достоверно узнаем, что это – жанровый эксперимент, очередная пощечина зрителю или выплеснутый на пленку сокровенный психоанализ. С уверенностью тут можно сказать лишь одно: если «Антихрист» и психоанализ, то сеанс получился коллективным - зрительская реакция в данном случае способна стать предметом не менее любопытного исследования, чем сам фильм.

Ларс фон Триер, великий провокатор и священный бык гипнотизируемой им Европы, решил сказать очередное новое слово в кино. Жанр этого нового слова тоже не вполне обычен: глядя на «Антихриста», каннская публика на собственной шкуре познала, что такое фильм-пытка и чем вышеозначенный жанр отличается от всяких там road movies и love stories. Однако главная новация фон Триера состояла, безусловно, в другом: тщательно проштудировав «Молот ведьм», он собрался продемонстрировать, какова в действительности женская природа и почему женщина, говоря словами Тертуллиана, «врата ада».

То, что "Антихрист" — это вам не "Смешарики" было понятно сразу, по жалобным крикам каннской общественности, которую Триер обидел своим фильмом до пунцовых щек. К счастью, все оказалось гораздо более жутко, чем можно было ждать по вскрикам нервной фестивальной публики. Если тут и есть Антихрист, то это зал, с одинаковым сатанинским любопытством взирающий на все, что может предложить экран: кровь, мультфильмы или самораспявшегося от отчаяния шута горохового Ларса фон Триера. Впрочем, будучи гуманистом, он оставляет выход себе и другим. Спасение — по краям кадра, на периферии зрения, там, где кончаются слова и вещи, и есть только бьющиеся под порывами ветра кусты, ощущение тайны, застывший взгляд Уиллема Дефо, получившего в конце фильма бесценный дар — возможность, наконец, заткнуться и просто смотреть на мир.

«Антихрист» — душераздирающий плач неполноценного ребенка, патологии которого — конкретная вина родителя. Над таким кино даже грех смеяться. Оно призвано для того, чтобы его жалели, а создателю — сочувствовали. Что ж, сочувствуем. А также даем относительно добрый совет: перейти с отупляющих и, наверняка, прописанных врачами барбитуратов на тяжелые наркотики. Депрессия, конечно, останется, но произведения будут чуточку выразительнее. Впрочем, ну кто мы здесь такие, чтобы давать советы человеку, который достиг той степени значимости, когда уже можно снимать кино без всякой оглядки на кого-либо.

Не стану спорить с тем, что замысел в целом любопытен, особенно если сопоставить «Антихриста» с рядом предшествующих творений мэтра, стремившегося вернуть исконное, живое (и в известном смысле – животворящее) звучание истории Иисуса, чей образ, к тому же, ранее воплощал на экране именно Уиллем Дефо. Упоминание героиней, олицетворяющей Женщину – орудие того Хаоса, что «правит всем», противостоя упорядочивающему и рационализирующему уму Мужчины, о царстве сатаны, распространившемся на живую и неживую природу, не исключая и природу человеческую, в данном случае является достаточным. Вот только авторская концепция, на мой взгляд, шита белыми нитками, и даже эпилог с высвобождением тысяч загубленных и полонённых душ под восхитительную, светлую, непередаваемо радостную арию из оперы Генделя «Ринальдо» отдаёт фальшью.