«Беспокойная Анна» является чуть ли не самым ярким примером того, как можно с изяществом и несомненным чувством меры структурировать то, что структурировать представляется немыслимым. Как следствие, кажущееся отсутствие внятных, однозначных выводов или – в лучшем случае – отрывочность множества скрытых смыслов вырастает в мощную авторскую концепцию, заставляющую увидеть в новом свете всю историю человечества, не напрасно пугающую бедную Анну.
Кино Медема — это поэзия, красивая и субъективная. Как всегда в таких случаях, кто-то учит эти стихи наизусть, а кто-то остается за бортом. Но чем холодным чурбаном идти на дно, лучше обнаружить себя на морском берегу во власти снов, навеянных жарой. И через полтора часа забыть стереть с лица идиотскую улыбку.
Беспокойная Анна - не артикулированное высказывание режиссера, а стилистически слабо проработанное отражение его внутреннего хаоса. Это подтверждается многочисленными отзывами на фильм, в которых каждый поклонник режиссера толкует о чем-то, близком лично ему, даже не пытаясь охватить картину в целом, а каждый противник сетует на то, что за разными деревьями у Медема не видно леса.
Хорошо, что режиссерская душа, как у всякого тонко чувствующего, мыслящего человека, по-прежнему болит. Но выводы у фильма вышли какие-то, что ли, несерьезные. Впрочем, критика "Беспокойной Анны" идет скорее от избытка впечатлений после просмотра и должна практиковаться с осторожностью.
За всем этим наивным искусством кроется какая-то очень зрелая мысль, только раньше мы никак не могли разглядеть ее. Но здесь Медем, кажется, проговаривается — в самом конце фильма. Когда Анна проникает в спальню к большому американскому боссу, ответственному за войну в Ираке, и вместо секса буквально гадит ему на голову, она с невинной улыбкой произносит: «это такой поэтический акт, не переживай». Похоже, и людям в зале режиссер тоже советует не переживать.