Еще один год

Предъявлять «Еще одному году» претензии формалистского характера мог бы лишь человек, вообще ни черта не знающий о семейной жизни. Работая на контрасте с главными героями, Ли создает небольшую, но душераздирающую галерею типажей несчастья и отчуждения: одинокая белая женщина, замкнувшийся в себе старик, оставшийся к шестидесяти годам даже без собутыльников старый товарищ. Есть миллион способов оказаться непоправимо трахнутым жизнью — и если уж тебе повезло, будь благодарен и возделывай свой сад.

«Год» делится не на акты, а на сезоны, персонажи внезапно появляются и ненароком исчезают, сквозного сюжета почти нет — если не считать эволю­ции душевных микродвижений Мэри, которая, впрочем, из ниоткуда движется в никуда. Ли, по обыкновению, работает в жанре портрета, а сидят его модели, стоят или ходят — вопрос уже второстепенный. Между тем его репутация «актерского» режиссера тоже в изрядной степени наигранна: Ли и хитер, и склонен к манипуляциям — здесь подсветит, там сгустит краски, — просто делает это тоньше, чем многие другие.

Безусловно, лишь безупречное, но весьма своеобразное чувство юмора, которым славятся англичане, могло сподвигнуть Майкла Ли подбить клинья под хрестоматийный тезис из старой русской классики про счастливые семьи, которые все похожи друг на друга. То же чувство не позволило ему оставить без изменений и вторую часть цитации из Толстого: трагикомедия "Еще одного года" ненавязчиво доказывает нам, что все несчастные люди тоже похожи друг на друга. Не сказать, что Ли только несчастье рассматривает как долгожданную возможность человеческого измерения в человеке, но почему-то после финального кадра, представляющего собой нечто прямо противоположное семейному портрету в интерьере, в желании прожить еще один год обнаруживаешь определенный смысл.