В фильме К чуду семейная пара переживает острый кризис отношений. Он когда-то женился на ней, чтобы она не потеряла визу, теперь у них есть общая дочь, но во время командировки он встречает другую, а жена тем временем дома тоже начинает изменять мужу. Оба обращаются к священнику, погружённому во внутренние страсти прихожан, не способному жить своей собственной жизнью.
Драма Терренса Малика, медитативная, как будто лишенная структуры, освистанная критиками в Венеции – и при этом, возможно, одна из лучших картин о любви в истории кино.
Конечно, может показаться, что Малик слегка заигрался в пророка и проповедника добра. Но, черт возьми, любовь — это и правда свет и красота, и, когда солнце слепит глаза, а в деревьях больше смысла, чем во всем остальном, взрослые люди могут позволить себе хотя бы в течение двух часов говорить обо всем — и в то же время ни о чем.
Измена – это конец любви, но может ли любовь умереть? Человек находится в неведении, но неустанно двигается по направлению к свету, как цветок всегда поворачивается к солнцу. «К чуду», как и «Древо жизни» – это молитва о любви и смерти, о правде и лжи, об обретении Бога.
В тех, словом, сугубо технических мелочах, что и составляют суть кино, — и если о сиюминутности божественного присутствия и степени его отражения в кадрах «К чуду» можно спорить, то оправдание, которое Малик выписывает здесь самому кинематографу, в других руках так норовящему соскочить то в коммерцию, то в авторский автопортрет, несомненно.
Его легко упрекнут во вторичности те, кто видел «Древо жизни». Раздражение также может вызывать то, что Малик гнет всю линию безапелляционно. Но и то только у тех, кто с ним не согласен. Можно говорить об излишней поэтике, о философском бреде режиссера, о том, что картина стерильна, претенциозна и сделана из ничего.
Интонацию старомодного удивленного простодушия, которую Малику обыкновенно ставили в вину, он сумел обратить в свое главное оружие – говорить об автопародийном характере «К чуду» могут только вконец окаменевшие сухари. Ведь рассказать о любви сегодня можно, лишь поразившись тому, что она до сих пор существует.
Этот сюжет не обязательно благочестив и оптимистичен, даже скорее нет. Но он, безусловно, наполнен любовью, неким особенным открытым Маликом нервным счастьем, радостной вселенской обеспокоенностью. В этом особенном чувстве "К чуду" ближе всего к главному его фильму — "Дням жатвы" 1979 года.
Режиссер направляет тот же взгляд, которым смотрел на войну в «Тонкой красной линии» и прошлое в «Новом мире» и «Древе жизни», в сторону банальности жизни. Возникает ощущение несоответствия.
Терренс Малик продолжает свою кинотеодицею. Такое занудное название вполне оправданно — фильм просто невероятно, невыносимо скучен.
"К чуду" напоминает бессюжетные кинодрамы Микеланджело Антониони полувековой давности, которые породили и ввели в обиход неуклюжие слова "некоммуникабельность" и "дедраматизация"
Возможно, виной всему тот жесткий монтаж, учиненный Маликом за слишком короткий для себя срок, при котором исчезла полнокровная роль Рэйчел Макадамс и полностью стерлись из памяти фильма герои в исполнении Рэйчел Вайс, Майкла Шина и Аманды Пит. Кто знает, какой предстала бы перед зрителем картина, если бы все персонажи остались на своих местах?!
Известно, что актёры в этом фильме играли практически без сценария, ежесекундно импровизируя с подачи Малика. Но эта песнь американского кинематографического акына получилась настолько скупой и неинтересной, что была единодушно освистана на Венецианском кинофестивале. Позвольте, я тоже немного посвищу.