Капитан Волконогов бежал

То самое произведение, где форма, режиссура и драматургия превращаются в сновидческое, фантастическое, но по-настоящему реальное и возможное.

Амбициозный и пугающий своей грандиозностью парад художественной выразительности, красивый и беспощадный, не боящийся применить по отношению ко зрителю «особые методы»: неожиданный сюжет с притчивой основой, заряженного Юру Борисова и яркие аллюзии на неизменность времени, в котором всё так же на каждое наказание должно быть преступление. Потому и страшно.

Чрезвычайно быстрый, динамичный и кинематичный фильм. В нем лезущая из всех щелей драма не пережевывается в длинных философских планах, это не скорбное кино-мемориал, как ни парадоксально.

Источники вдохновения – их авторы, к слову, не скрывают, и в этом списке пять десятков имен режиссеров, литераторов, художников – просвечивают сквозь эстетские кадры. Будто фильмы Абуладзе и Германа стали вдруг клипами модной группы Shortparis (они на саундтреке поют «Полюшко-поле») – глаз радуется, разглядывая визуально полувымышленный мир, подрисованный до состояния гламура и наряженный художницей Надеждой Васильевой. Но помещенный, однако, в декорации вполне реального, с тех пор не сильно изменившегося города и в контекст Большого террора, проплывающего над головами в виде красного дирижабля с цифрами 1938 на пузатом боку.

Скелет «Волконогова» – своего рода «дорожное кино», где каждая остановка и каждый поворот предвещает герою судьбоносную встречу с отцом, сыном или дочерью безвинно убиенного, а зрителю – флешбэк из предпрошедшего времени, с почти нацистским юмором открывающий тайны минувшего. В частности, террор, направленный не столько против реальных, сколько против гипотетических противников действующей власти, и тотальную фальсификацию следственных дел, объясняемую правовым (!) характером государства, запрещающим карать подданных без суда и следствия.

Фильм Меркуловой и Чупова — притча, поэтому, несмотря на явные приметы эпохи, он происходит как бы в безвременье. Картина не претендует на историческую точность — она вдохновляется 30-ми годами, а не воспроизводит их

Тема прощения (или непрощения) палача делает фильм свежим и не очевидным, стоящим особняком от прочих лент о том, что делать и кто виноват. Быть не политическим, а гуманистическим.

За счет сформированного здесь художественного языка обращение к прошлому перестает быть эскапистской стратегией — и становится методом анализа современности, которая, если отбросить частности, нередко копирует 1937 год.

Очень важно снимать такие фильмы, которые не закрепляют подчиненное отношение к власти граждан, а наоборот, переосмысляют прошлое и демонстрируют возможность и необходимость борьбы с государственной машиной, всегда стремящейся подмять под себя человека.

Этот фильм будут ругать многие: кто-то за недостаточную смелость, кто-то за эстетизацию насилия. Многочисленные силовые структуры обязательно будут ругать за гротескное отображение их палачами. Но «Волконогов» идёт дальше, примеряя на себя маску псевдоисторического фильма, он за счет аудиовизуальной и жанровой игры рассказывает нам нашу историю. Да, гротескно, да, местами примитивно и в лоб, но абсолютно честно и узнаваемо.

Чупова и Меркулову абстракции не интересуют, они бьют точно в лоб — но делают это с такой хитрой ухмылкой, что им хочется простить любую пошлость. Но как ещё говорить о банальности зла, как не на его же языке?

Есть маленькая проблема, обычная для российского кино с вывертом. Фантазия и амбиции авторов не поспевают за художественным аппаратом. Арт тут творится только на площадке, перед камерой, собственно, в арт-департаменте. А в том, что касается именно кино, «Капитан Волконогов» остается типичным российским мейнстримом, причем даже не киномейнстримом, а сериалом.

С экзистенциализмом умела работать только Кира Муратова, с тоталитаризмом — только Алексей Герман, с зомбилэндом — только Балабанов. Все мертвы. Но даже на этом выжженом русском поле, на этом кладбище духовности можно поймать слабенький wi-fi, «Капитан Волконогов» снят при его помощи, эстафету принял. А значит, никто не прощен, ничто не забыто.

Режиссеры, как и главный герой, живут по уставу, чужим лекалам, лишь в критические моменты открывая для себя глубину реальной жизни. Понятно, что условный 1938-й — на века, оставил глубинный след в культурной и человеческой памяти, но если мы все будем ждать только красный дирижабль и речь о прощении, ничего же не произойдет.

Чем дольше бежал Волконогов, тем ярче в фестивальном зале горели огоньки смартфонов. Лента инстаграма все-таки перевешивает.

Персонажи стали частью кровавого сталинского барокко, где каратели центростремительно несутся в красных шароварах по каким-то инопланетным орбитам.

Ни у Волкогонова, ни у Суворова-Резуна и ни у кого из историков, люто ненавидящих Россию, ничего про подобные «практики» нет. Видимо, у авторов «Волконогова» свои связи с тем местом, куда попал их герой Веретенников.