В «Кочегаре» Алексей Балабанов достиг невиданной простоты и невиданного совершенства. Новый фильм Балабанова — тот редкий случай, когда на простой вопрос «про что кино» можно ответить так же просто: про хороших и плохих. Это если по сути. А если по форме: про то, как в печах горит огонь, а люди ходят по улице под бесконечный гитарный проигрыш Дидюли, а потом умирают и горят в огне. Все сделано так элементарно и так точно работает, что «Кочегара», кажется, совершенно невозможно анализировать.
Алмаз собственного стиля к тринадцатой работе Алексея Балабанова удалось огранить до блеска. Все его характерные приемы тикают, как часы (небрежность в деталях, раздражающая глаз – тоже прием), а взрываются, словно бомба. Если в фильмах Квентина Тарантино рекой льется кровь, то из «Кочегара», при минимуме экшена и иронии, в кинозал просачивается жуть. И эта жуть – одновременно и сильная боль Алексея Балабанова, и его слабая надежда на спасение русской души.
Если через сотню лет наши потомки заходят узнать (даже не узнать — увидеть и почувствовать), что из себя представляла Россия в конце ХХ века, им будет достаточно посмотреть «Кочегара». Дело не только в мелких деталях вроде обшарпанного подъезда, уставленной банками убогой кухни или спрятанной в подвале шубной мастерской. Балабанову удалось передать нечто более глобальное — дух того времени. Фишкой 90-х были не бандиты в пиджаках, а доходившая до абсурда непредсказуемость. И вот это ощущение ирреальности, удивление сродни Алисиному «все страньше и страньше» «Кочегар» передает лучше, чем любой другой фильм об этой эпохе: если вы слишком много понимаете про 90-е, значит, вас там попросту не было.
"Кочегар" — "Восемь с половиной", "Последний фильм", opus magnum главного режиссера постперестроечного кино: фильм, в котором он подводит итоги собственного творчества, освежает краской старые лозунги и позволяет себе все, чего бы ни захотелось. Если уж фирменные балабановские проходы-проезды под музыку — так на полкартины да под старую "Агату Кристи"; если уж аллюзии на предыдущую фильмографию — так в каждом кадре. "Мухи у нас" из "Груза-200" превращаются в "Лыжи у вас" (якут заглянул к бывшему сослуживцу в гости); путешествие Брата на трамвае — в поездку Кочегара на троллейбусе; фотовспышка из "Уродов и людей" — в сухой щелчок полароидом в финале. Черный анекдот про чукчу, который всех победил; история одного режиссера, который в борьбе с действительностью никогда не сложит лыжных палок.
Подчас возникает впечатление, будто этим фильмом режиссер подводит итоги своего творчества. Временами нещадно повторяется, но делает он это с той бронебойной искренностью, которая действительно мало кому сегодня по зубам. Разумеется, ничем не отличаясь от кочегара, постепенно растворяющегося в обреченном на смерть обществе, Балабанов пишет рассказ, который все уже слышали, однако пишет его не чернилами, а словно собственной кровью. Он жжет в печи персональные воспоминания, к финалу подбрасывает туда не только головешки (в прямом и переносном смысле этого слова), но и недвусмысленную мораль. И в общем, как и любое очень личное для художника произведение, «Кочегар» обязывает сидящих в зале к скрупулезному выбору дистанции и места, откуда ты будешь за ним наблюдать.
«Кочегар» — не мелодрама и не реконструкция 90-х, а фильм в жанре «кино Балабанова», своего рода «Осенняя соната» — готовый к употреблению набор авторских приемов, очищенный от всякого модернистского смысла. К финалу тяжелый пафос немногословного действия проламывает тонкую корку реализма, и Кочегар ухает в кроличью нору, где вполне нормально заколоть врага лыжной палкой, подорвать литературного героя XIX века на мине и зрелищно резать вены через белоснежную рубашку на виду у двух замерших от уважения младшеклассниц. Хорошая штука — авторский стиль, только, мне кажется, режиссер от него погибнет.
Мастерски выстраиваются режиссером образные ряды – переклички. По узким, протоптанным в глубоком снегу дорожкам, ходят по городу люди в смешных меховых нарядах шапках, и чтобы разойтись на этих дорожках нужно усилие – физический контакт, не то что нынешние расчищенные дороги, где можно и не обращать друг на друга внимание. В каждом интерьере мини-кочегарка, где каждый по своему усмотрению сжигает своих или чужих мертвецов, кто-то осознанно, как кочегар парную желтую туфлю с ноги дочери, кто-то бессмысленно, как бандиты, кто-то надеется, что чаша сия его минет. Власть и деньги вмиг могут обернуться, а порой и становятся, топкой. Жалко только, что один из немногих талантливых режиссеров современности «застрял» в 90-х, с разных сторон подходя к этой тематике. Время, конечно, интересное своей неоднозначностью, но нарочитое представление его в виде сплошного криминала уже начинает утомлять. Становится грустно и обидно за свою юность и молодость, когда многие из нас жили, любили, радовались жизни, начинали свой бизнес и ни кого не убивали и не сжигали ради этого.
«Кочегар» мало располагает к тому, чтоб по его поводу бились лбами. Несмотря на трупы, обнаженку в характерных мертвенных тонах и оригинальное применение спортивного инвентаря в конце, кино это скорее лирическое, а в первом за много лет отчетливо положительном балабановском герое трогательно угадывается сам Алексей Октябринович. Но при этом «Кочегар» — из тех автопортретов, на которых у художника слишком явно отсутствует ухо. И дело не в том, что автор действительно печатает одним пальцем и через раз мимо клавиш, что фирменные затемнения врубаются невпопад, герои мнут в руках реквизит и нескладно проговаривают текст, явно адресованный не друг другу. Бог бы с ним. Но «Кочегар» неожиданно и довольно обескураживающе отвечает на вопрос, много лет возникавший в связи с балабановскими фильмами: жаль ли автору хоть кого-нибудь? Как выясняется, Балабанову очень жаль себя.
На постере фильма с орфографической ошибкой значится: «13-ый фильм Алексея Балабанова». «Чертова дюжина» сыграла свою роль. Скрябин органичен как кошка — но на его фоне только ярче недостатки. Красота тела Аиды Тумутовой слепит глаза, но не разум, в котором возникает вечный вопрос: какое отношение ее голая задница имеет к сюжету? Две девочки, приходящие смотреть на огонь, играют так отвратительно, что «Сестры» отдыхают! Хотя эпизод, в котором две «гостьи из будущего» смотрят, как в телевизор, в топку, где горят трупы, — гениален! Хорош и проезд Кочегара на трамвае, но странно и неуместно звучит в нем «Истерика» «Агаты Кристи» — лучше бы подошла «Последняя охота» «Калинова моста»... Сходить в кино и оценить игру Скрябина и красоту Аиды, наверное, стоит. Но не забудьте потом пересмотреть потрясающий «Морфiй»!