В фильме Седрика Клапиша "Париж" Пьер, в прошлом профессиональный танцовщик, страдает от серьезного заболевания сердца. В ожидании трансплантации, которая спасет (или не спасет) его жизнь, он коротает время, сидя на балконе и наблюдая за проходящими людьми. И даже когда к Пьеру переезжает его незамужняя сестра Элиза с тремя детьми, он решает не отказываться от новых привычек, ведь теперь весь Париж и парижане танцуют у него под балконом.
Клапиш, очевидно, ставил своей целью предать ту же трудно выразимую идею: все преходяще, но от этого еще более прекрасно. В финале он вкладывает в уста героя слова о том, что люди не ценят своего счастья, которое заключается просто в возможности жить, ходить, дышать. Такой конкретики избежала даже Изабель Койшет в мелодраме «Моя жизнь без меня». Финальный посыл «Парижа» сообщает фильму простоту и внушает веру в хэппи-энд. Ведь герой, сподобившийся такого откровения, достоин жить.
Камера трясется по Монпарнасу, профессор истории вместе с телевизионщиками заползает в катакомбы, бедняга-танцор показывает племяннику Эйфелеву башню с балкона. Такой Париж сняла бы Оксана Бычкова. Для пущей трогательности режиссер не боится убивать, причем самых безобидных героев: разведенную мать-одиночку, у которой только наметился роман с продавцом рыбы, и негра в майке с фамилией Зидан. Чтоб тронуть самых черствых, он заставляет детей танцевать под песню с рефреном «Fuck! Fuck! Fuck!». Если не сработает и это, на сладкое припасен стриптиз в исполнении Жюльетт Бинош.
Француз Клапиш, автор симпатичных и неглупых зарисовок про эмоциональную жизнь Шенгенской зоны («Испанка», «Красотки»), явно дошел до распутья, поджидающего многих постановщиков романтического кино, — когда надо уже или снимать «Реальную любовь», или окончательно становиться мизантропом. В «Париже» он пытается сделать и то и другое. Идеальным зрителем «Парижа» может быть как раз целеустремленный камерунский беженец — кажется, он один способен слопать весь этот топографический романтизм и не почувствовать легкой изжоги. И те, кто сумеет уподобиться ему, безусловно, счастливей тех, кто уже почему-то не в силах.