Последнее воскресение

Сразу скажу: несмотря на американского режиссера и интернациональный состав актеров, фильм не американский, а немецко-российский. Так что по части «клюквы» — претензии к исполнительному продюсеру Андрею Кончаловскому. Лично я явных ляпов не заметил. Художник фильма, лауреатка «Оскара» Патриция фон Бранденштейн, мастерски воссоздала быт России начала прошлого века вообще и толстовской коммуны в частности. Кстати, часть съемок прошла на натуре в Ясной Поляне, так что придраться к аутентичности довольно сложно. Актерские же работы и вовсе выше всяких похвал!

Это не эпическая картина ухода гения литературы и общественной мысли, а бытовая человеческая трагедия. Режиссер говорит, что «Последнее воскресение» – картина о том, что «с любовью жизнь трудна, а без любви и вовсе невозможна». А Толстой для Хоффмана — прежде всего запутавшийся мужчина, раздираемый между любовью и долгом. «Последнее воскресение» дает возможность выйти на свет тем, кто жил в тени его гения, – и главная среди них, конечно, Софья Андреевна. Она и есть стержень этого фильма, чему подтверждение — оскаровская номинация Хелен Миррен за лучшую женскую роль и приз Римского кинофестиваля. Миррен одинаково ослепительно играет бурный античный трагизм, барское высокомерие, материнскую мудрость и женскую властность. Так что фильм при желании можно снабдить указанием «Жизнь и смерть Льва Толстого. Женский взгляд».

«Последнее воскресение» намного дальше от клюквы, чем продукты отечественного производства начиная с «Сибирского цирюльника» и кончая «Краем». Да, по форме и по сути бегство и смерть Толстого трактуются как викторианская мелодрама о превратностях любви и дележе наследства, но викторианский ля-рюс по сравнению с ля-рюсом русским выглядит почему-то намного более правдивым. Парадокс.

Перенося на большой экран роман Джея Парини, американец на сильное высказывание не замахивался: "Последнее воскресение" — тот редкий случай, когда популярное прикрытие "я делал фильм о любви" следует воспринимать буквально. Впрочем, выдвинутые на первый план отношения мужа и жены сами по себе удачно перекликаются с основным положением толстовского учения о всеобщей любви, отчего лента на поверку оказывается очень занимательным трансформером: тут вам и кипучие страсти, и основы "толстовства" для чайников, и этнический колорит в виде березок, и, опять же, Хелен Миррен с револьвером, которой, как известно, никакое кино не испортишь.

Уже с первых кадров — когда сквозь затуманенное поле проглядывает церквушка, а титр ненавязчиво напоминает, что Лео Толстой написал «Войну и мир» и «Анну Каренину», — российский зритель вправе испытать некоторый скепсис. И будет неправ: несмотря на чересчур фольклорные березки и онучи, несмотря на «зе мьюжикс» и отдельные ляпы, «Последнее воскресение» не оставляет ощущения ни клюквы, ни лубка — в отличие, кстати, от отечественных фильмов про дореволюционную Россию. Это очень основательная и, в общем, качественная работа. Упрекнуть ее можно по более тонким поводам: «Воскресение» получилось слишком гладким технически и рыхлым драматургически, слишком часто подменяет драму мелодрамой.

В первые полтора часа из комедии фонем и неправильных ударений, несоответствия канонических профилей и буколических пейзажей разворачивающимся с их участием бытовым сценкам и, наконец, забавных любовных переживаний щеголяющего в шапке-пирожок героя Макэвоя складывается уморительнейшая карикатура на перипетии отечественной литературной жизни; в лучшие моменты — почти «Любовь и смерть». Запредельно серьезная концовка с историей великого ухода, впрочем, намекают на то, что комедию Хоффман ломал скорее нечаянно — у всех резко вытягиваются лица, водевиль в саундтреке сменяется тревожными элегиями, злоключения молодых толстовцев отходят на второй план.