Смерть и жизнь Джона Ф. Донована

Что Натали Портман, что Сьюзен Сарандон очень убедительно транслируют и глубокую привязанность к своим экранным сыновьям, и надломленность психики. Внутрисемейные разборки в итоге вызывают даже больше эмоций, чем участь несчастного Донована.

Масскульт с его насилием над актером, погоней за горячими фактами, звездами как подопытными кроликами умер — и в «Смерти...» ему и пресловутому харассменту Долан плюет на могилу.

Критика справедлива, но вместе с тем «Джон Ф. Донован» обладает культурной ценностью, которую необходимо разъяснить.

При всей заезженности не раз уже проигранной Доланом гей-пластинки «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» — новый куплет в старой песне. Фильм не просто заново проговаривает, а прямо-таки расковыривает былые травмы.

К исходу второго часа этот упоительный в своем дурновкусии фильм оборачивается ничем иным, как слегка понтующимся feel good movie: нравоучительным кино с кучей звезд и обязательным горько-сладким хеппи-эндом – жанр, который сегодня в Голливуде почти что умер.

Здесь он снова злоупотребляет крупными планами, ставит популярные песни, давит на слезу. Но, признаться, откровений от режиссера никто не ждет, и для поклонников «Донован» будет приятным повторением пройденного.

Все это у Долана уже было. Причем было это всего несколько лет назад, в его предпоследнем фильме «Это всего лишь конец света». С одним исключением: там — в отличие от «Донована» — тема была раскрыта максимально полно, понятно и сильно.

Вряд ли покажется каким-то художественным откровением, скорее просто эффектным пусканием пыли в глаза. Так что если вы не поклонник Долана, лучше дождитесь появления в российском прокате его следующего фильма под названием «Матиас и Максим».

Долан вдобавок к рассказу о страдающем актере (насколько удается проникнуться сочувствием к вечно рассеянному красавцу, — отдельный вопрос), хочет рассказать зрителю о современной поп-культуре. Какая цена у славы и имеют ли знаменитости право на частную жизнь? Можно ли страдать из-за проблем личного характера в мире, где идут войны и голодают дети? Долан задает эти вопросы (буквально задает — они звучат в фильме) с таким обличительным пафосом, будто он делает это первым. И ответы на них тоже не станут откровением.

Несмотря на долгий период работы над драмой «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована», он все равно кажется незавершенным. Лента напоминает отрывки из разных фильмов, которые не очень хорошо вяжутся между собой.

Ксавье Долан, как и Эгоян, неслучайно разрывают экранное повествование на много лет; в обоих случаях за это время западный мир семимильными шагами продвигался по пути толерантности, и многое, что казалось недопустимым в 50-е, уже не представлялось одиозным в 70-х, а то, что угрожало карьере в 2006-м, уже не мешает самореализации в 2018-м.

Все поднимаемые в фильме вопросы — разлад семейных связей, травля непохожих, трудности в принятии своего истинного я, равнодушие общества, сопряженное с желанием разузнать самые интимные секреты кумиров,— настолько теряются в нагромождении клише, что кажутся поверхностными и надуманными.

Искусство, конечно, лечит раны, позволяет самым юным и вполне зрелым зрителям понять, что они в этом мире не одни, мотивирует, наконец, но в седьмой картине Долана есть стабильное ощущение, что собеседник режиссеру и не нужен.

Оседлать иную языковую стихию режиссёру не удалось, как уже было не раз со многими авторами до него. Почему-то искренность и эмоциональность Долана на английском языке слышится как претенциозность.

Долан уже на заре своей режиссерской карьеры устами своего "лирического героя" озвучил самый главный из занимающих его вопросов: "Почему же я такой особенный?". Эту загадку, судя по всем дальнейшим фильмам Ксавье, он до сих пор разрешить не смог, но отступать никак не намерен.

В микрокосме Долана выразительного лица обычно достаточно, но без его субъективной камеры поверхностность выглядит поверхностностью. Увы.

Лента получилась вымученной и неискренней, особенно в тех моментах, когда герои внутри кадра стараются подчеркнуть важность и масштабность происходящего. Вместо того чтобы рассказать историю и позволить зрителю самому сделать выводы, режиссёр зачем-то ударился в морализаторство.

Кризисный фильм был бы извинителен. Хуже то, что Долан здесь хотел прорваться на американский рынок, впервые сняв кино на английском языке. Отсюда выбор Харингтона: американцы узнают, заинтересуются. Это провал, ведь даже в Голливуде настолько политкорректно-нравоучительное кино выглядит плохо.

Это во всех отношениях фальшивое и натужное кино, которое оставляет в неприятном недоумении — о чем вообще кричали и переживали все эти герои два с половиной часа?

Невнятная, раздражающе нарциссическая и ужасно написанная драма от повзрослевшего вундеркинда Ксавье Долана.

Вот он жил, и вот он умер — не справился с напором фанатов, прессы, семьи, девушки, парня, собственных негативных мыслей. Все то же самое мы уже видели и два, и четыре, и десять лет назад — от все того же Долана, который еще не успел выдохнуться и мог задевать нервы зрителя в своих коронных камерных драмах.

Это чистая фантазия, и как это обычно бывает, гротескная и местами бессвязная, отнюдь не стремящаяся дружить со зрителем. Долан предстаёт в ней больше художником, нежели рассказчиком, а потому сосредотачивается исключительно внутри рамок выбранного топорного нарратива, элиминируя любые возможные критически замечания как абсолютно несущественные.