Кино про любовь хама и девушки с церебральным параличом, «Сияние» снято в несколько надмирном ракурсе, почти исключающем необходимость жалости — жалеть героиню значит несколько упустить пойнт, попытаться, как тот глупый влюбленный слесарь, встрять в ее спор с небесами. Кого правда жаль, так это не вдову и не ребенка, а отечественного режиссера Кирилла Серебренникова. «Юрьев день» еще в кинотеатрах, а тут на тебе — выходит фильм с почти идентичной фабулой и похожими задачами, сделанный гением.
Жадность, жалкая ложь, эгоизм, самообман, лицемерие и психологические костыли — этой планете Ли Чанг Дон поставил бы ноль. Временами режиссер так увлекается натурализмом, что забывает о реализме: вся линия с киднепингом может вызвать смех у фаната криминального жанра — преступник очевиден с самого начала, но все герои, включая полицию, демонстрируют удивительную тупость. Зато когда дело доходит до Бога, Ли Чанг Дон проявляет совершенно триеровскую фантазию и иезуитство: он вроде и не обвиняет и не поддерживает героиню, а предлагает нам самим сделать выводы, все время отходя от высоких материй в сентиментальность и комизм. Ведь это только с одной стороны «Тайное сияние» — страшная трагедия с экзистенциальными ужасами. А с другой — мелодрама про любовь автослесаря.
Режиссер, наместник бога на съемочной площадке, никогда не доводит истерику до предельного градуса и принципиально не дает зрителю проникнуться чужой болью. В самый предельный момент, в сцене обнаружения тела ребенка, камера вообще не следует за героиней; когда боль притупляется, камера подходит чуть ближе. Ли Чан Дон не пускает зрителя к героине, не разрешает вжиться в нее, проассоциировать себя с ней. То есть, зритель испытывает ощущения любого нормального человека, видящего, как незнакомец бьется в истерике. Что делать — подойти? Успокоить? Как? Легче отстраниться, не сопереживать, а отворачиваться, не плакать, а опускать глаза. Ничего нельзя поделать. Героиня (поразительно тонкая и точная Чон До-ён получила за эту роль приз в Канне) должна сама попробовать вписаться в этот мир: неважно, в маленький город под названием "Тайное сияние", в большую секту под названием "христианство" или в огромную секту под названием "жизнь". Она сама должна справиться с тем, что насылают небеса — а чаще всего они требуют отдать им вообще все, взамен предлагая лишь неуверенный солнечный луч.
«Тайное сияние» принимало участие в конкурсе Каннского МКФ, где заслуженно получила награду актриса До-ён Чон, демонстрировалось на ряде киносмотров рангом пониже и в довершение – было официально выдвинуто от Республики Корея на соискание премии «Оскар». Это заставляет отнестись к картине с вниманием, в том числе вопреки медленному, поначалу – чересчур, слишком медленному ритму и кажущемуся отсутствию развёртывания сюжета. Кажущемуся. Обращение к теме христианства, действительно имеющего много приверженцев в этой азиатской – во всех отношениях – стране, косвенно дозволяет провести параллель с наследием европейских мастеров.
Именно реалистический дискурс, являющийся инструментом прямого зрительского воздействия, и оставляет от замысла ощущение незавершенности. Автор досконально – и весьма убедительно - демонстрирует страдания женщины, но при этом не предпринимает ни единого усилия, чтобы – пусть и на правах демиурга – попытаться разрешить остолбенение души. Скорбный гештальт не закрыт, фильм ничем не заканчивается. Нельзя сказать, что автор промахнулся, поскольку непонятно, что было целью, во что он метил. На первой странице пресс-релиза режиссер говорит: "Я хочу, чтобы актеры погрузились в свои роли, растворились в них". Хорошо, но что дальше? Тот вывод, который напрашивается - что тяжесть страданий не облегчить духовностью, что скорбь излечить нельзя - малоутешителен. Но если траурный лес всё равно придётся пройти, как испытание, от начала до конца, да ещё без гарантии выхода к свету, то тогда и сияния в фильме нет – ни тайного, ни явного. Одно лишь название.