Кому-то это может показаться «попсовым» перебором, но в «Воспитании» проблема отцов и детей, актуальная во все времена, доведена до исключительной наглядности, как и признаки ретро 60-х. Картина лишена глубины и психологизма, характеры, особенно «консерваторов», очерчены остро, но не cильно развиваются. Нет в «Воспитании» и присущей ретрофильмам элегичности, тоски по давно прошедшим и невозвратным временам. Фильм, я бы даже сказал, воспевает победу либерально-демократических ценностей, и делает это насколько возможно легко, задорно и с неподражаемым английским юмором. Ругать «Воспитание...» абсолютно не за что, помнить годами совершенно не обязательно. А за гуманистический посыл для девочек от 13 до 99 (будь доброй и благоразумной, и все у тебя будет хорошо; на ошибках учатся) авторам выносится особая благодарность.
Секрет успеха «Воспитания» — которое фигурирует во всех солидных шорт-листах, включая оскаровский, — по-видимому, в том, что драма о совращении невинной овечки богатым взрослым развратником оказалась фильмом приятным, что называется, во всех отношениях, да к тому же почти что комедией. Умение Ника Хорнби — написавшего сценарий на основе автобиографического текста некой англичанки — сглаживать острые углы пришлось весьма кстати: в его мире нет законченных мерзавцев и нет места непоправимому.
Линн Барбер принимала живейшее участие в адаптации собственных мемуаров и, насколько стало известно, одобрила практически все изменения, внесённые кинодраматургом Ником Хорнби, кстати, известным как автор деликатных и психологически тонких юмористических произведений. Это многое объясняет и оправдывает в картине, в которой автобиографические мотивы, казалось бы, безраздельно доминируют над всем остальным.
Как выяснилось, модный литератор Ник Хорнби адаптировал на скорую руку даже не книгу британской эмансипе Линн Барбер, которая к тому моменту еще не вышла, а какой-то мелкий мемуар в журнале, описывающий ее детскую интрижку с обаятельным евреем, торговавшим в Лондоне 50-х ворованным антиквариатом. Отсюда — явный дефицит фактуры, которую Хорнби, в 60-х гулявший под столом, не решился высасывать из пальца. А зря. Имевшейся оказалось достаточно лишь для просто ностальгического, просто воспитательного, просто старомодного английского кино, тянущего не больше, чем на "очень мило": Би-Би-Си всегда умело делать такие вот хорошие, крепкие картины, оставляющие устойчивый привкус сериала, не запущенного в производство из-за сокращения бюджета. Впрочем, от похода на фильм отговаривать не будем: Кэрри Маллиган этого заслуживает.
Лоне Шерфиг («Итальянский для начинающих») с уважением к эпохе и близко к тексту экранизировала мемуары известной английской журналистки Линн Барбер, молодая актриса Маллиган прилежно сыграла роль девочки (за что и получила номинацию на «Оскар»), а результат получился благородным и пресным, как порция овсянки в фамильном фарфоре. Потехе — год, а делу время — грозит нам пальчиком положительная Дженни, главное — вовремя перебеситься и хлебнуть дольче виты, чтобы потом с тройным упорством засесть за уроки. Даже как-то удивительно, что прототип этой прилежной ученицы прославилась книжкой «Как улучшить мужчину в постели». Неужели в постели такая же скукотень?!
Мысль о том, что свобода, в общем, скорее груз, чем подарок, а чтобы сделать обдуманный выбор, требуется накопить немножко жизненной мудрости, что и говорить, не нова. Но подводит фильм не банальность, а устарелость: он опоздал с выходом на несколько десятков лет. Сейчас (когда домострой ушел в прошлое, женщине не нужно выбирать между замужеством и образованием – можно все, чего нельзя было в консервативной Британии) сквозь драму юношеской войны за права, актуальную и понятную в контексте 60-х, волей-неволей начинает проступать совсем другая история. Столь важные для Дженни вещи – вещи, толкающие ее на сопротивление, вроде запретов слушать французские пластинки — в наши дни выглядят мелко и смешно. И вольнолюбие обращается детским капризом.
Если внимательно проследить за сюжетом, приходишь в результате к довольно невразумительному выводу: нет в фильме никаких чувств и эмоций, кроме тех, что Дженни испытывает к спортивным машинам, модной одежде, арт-аукционам и уикендам в своем любимом Париже. Еще больше вопросов вызывает финал, в котором авторы-создатели умудряются запутать не только друг друга, но и зрителя. Где была любовь, а где — взаимовыгодное сотрудничество? Что в морализаторском фильме про пользу образования делала откровенно гротескная директриса в исполнении Эммы Томпсон? Зачем вообще было снимать кино, когда в его основе лежит банальная интрижка безмозглой нимфетки и торговца ворованным антиквариатом?