Я тоже

Главное достоинство картины – это не талантливая режиссура, сдержанная операторская съемка или попадающая в такт с поступками героев музыка, а великолепная актерская игра дуэта Пабло Пинеда – Лола Дуэньяс. Пабло в Испании довольно известная личность, и ему, собственно, не надо было играть. Вся его роль построена на импровизации. А Дуэньяс, одна из актрис Педро Альмодовара, в очередной раз продемонстрировала свой незаурядный талант перевоплощения. И на сей раз это произошло в картине, спродюсированной Хулио Медемом – мастером любовных историй. Состоявшийся дуэт Пинеды и Дуэньяс раскрывает перед актерами массу новых возможностей и необычайный опыт, и вскоре, думается, мы увидим еще не один подобный эксперимент.

Лента испанского дуэта режиссеров и сценаристов Наарро и Пастора, в общем, не скрывает своей социально-пропагандистской сущности (вдохновенная речь о том, что нельзя изолировать меньшинства, звучит прямо на начальных титрах), но в отличие от большинства подобных произведений выдерживает обсуждение даже с позиций абсолютно асоциальной критики. В общем, если от фильма про отношения больного синдромом Дауна и девиантной истерички в памяти остаются в основном сцены, где они на пару заразительно хохочут над остальным миром, задача пропаганды терпимости достигнута с явным перевыполнением плана.

Заслуга Антонио Нахарро в том, что он поместил тему нестандартных людей в такой уголок общественного подсознания, куда мы предпочитаем не заглядывать. По сути, режиссер деликатно намекает, что высшая форма терпимости — допустить их в мир Нормы, понять как Норму — остается даже для столь продвинутого общества недоступной.

За спиной каждого режиссера, идущего к карликам или сиамским близнецам, всегда маячит тень Тодда Браунинга, и самые добрые намерения в лучшем случае оборачиваются умилением «братьями нашими меньшими» (вроде «Маленьких пальчиков»). «Я тоже» пытается вырваться из душных объятий снисходительной культурной благотворительности, с самого начала утверждая полное равенство между даунами и недаунами. Но самое приятное тут то, что ни авторы истории, ни актеры не стесняются находить образ косоглазого коротышки с высунутым языком уморительным (разумеется, смеются в основном сами дауны). Это не просто освобождает зрителя от чувства вины за то, что он в каком-то смысле пришел в цирк смотреть на уродов, но и реабилитирует «особенных» — давая им отнятое политкорректностью право быть смешными.