Замерзшие души

Главное достоинство симпатичных "Замерзших душ" не в образованности, а в сопутствующем ей восхитительном отсутствии самолюбования — на сколько это вообще возможно для арт-хаусного хита, развеселившего два года назад Санданс. Триллер с русской мафией, трагической контрабандисткой Ниной, пустынным Брайтон-бич и облезлым зимним Санкт-Петербургом так аккуратно и невозмутимо надстроен вокруг неприглядной горошины, форму которой приняла душа Джаматти в хранилище-кубышке, что смех тут возникает ежеминутно уже не из шуток, а из самого воздуха фильма.

С точки зрения сюжета и комедийной основы картина получилась. Но вот с кастингом, честно говоря, создатели подкачали. Но запоминается картина, прежде всего, не актерскими работами и сюжетом, а образами, запечатленными на пленке Андреем Парехом. Видения Пола, взявшего на прокат душу русского поэта, сильно напоминают Тарковского, а финальный трип актера в свою собственную душу схож с кадрами из фильмов Кубрика. И вся эта образность ни в коей мере не является плагиатом, потому как носит на себе авторский почерк Бартез и Пареха. Насколько же она прекрасна и поэтична, об этом судить вам. От себя лишь хочу заметить, что «Замерзшие души» меня сильно повеселили в хорошем смысле слова. И грусти нашлось место, и улыбке, и – главное – мыслям о человеческом сознании и подсознании. Так что дерзайте, смело отправляйтесь в необычный внутренний мир Пола Джаматти.

«Замерзшие души» так и останутся просто симпатичным вариантом вечернего досуга. Дело в том, что остроумная задумка весь фильм остается в тени довольно прямолинейного призыва к этой самой душевности. Возражать и спорить здесь было бы действительно глупо, но вот только с «Дядей Ваней» (не говоря уж о «Ревизоре») при таком отношении к прекрасному точно не справиться.

Первая половина «Душ» — набор вполне комических сценок о жизни без наполнения: вот разучившийся чувствовать актер на полном серьезе дает на репетиции Уилла Феррелла, а вот ему сообщают: «Пол, ваша душа в России». Тут начинаются проблемы — как у героя, вынужденного лететь в обледенелый Петербург, так и у режиссера, у которого абсурдистская комедия на глазах превращается в сандэнсовскую психодраму о нелегальном трафике. Возможно, дело лишь в том, что необъятная русская душа, плач о которой звучит здесь ближе к финалу, не дается американцу Джиаматти.

Из остроумной идеи про мертвые души мог получиться хоть фантастический триллер с Уиллом Смитом, хоть сентиментальная комедия с Джимом Кэрри. Режиссер же двинулась куда-то в сторону Чарли Кауфмана и приставки «мета-» — впрочем, как двинулась, так и остановилась. Вслед за интригующей завязкой идут рыхлый второй акт и вялый финал: обычный, кажется, удел западного интеллектуала, решившего порассуждать о русской душе. Джаматти изо всех сил старается оживить одышливого невротика Джаматти, но за исключением небольшого отрезка остается пленником роли — чтобы интересно написать героя, которому полтора часа тоскливо, нужно быть Чеховым.