Как и «Искупление», работа Мэйбери привлекает точно уловленной авторами сложностью переплетения человеческих судеб, порождающего такие взаимоотношения, что подчас видятся непостижимыми и гениальному художнику. Взаимоотношения, которые до чрезвычайности трудно подвести под обывательские стереотипы, а тем более – охарактеризовать посредством готовых штампов вроде супружеской измены или «любовного треугольника»
Историю странных отношений четы Томасов и их подруги Веры можно было снять по-разному, и режиссер Мэйбери выбирает довольно неожиданный ракурс — он любуется. Ярко накрашенными губами Киры Найтли, двумя девицами в одной постели, сумрачными и ватными валлийскими пейзажами. В этой неспешной атаке на органы чувств безнадежно вязнет все прочее — от собственно кино, сведенного к набору красивых кадров, до робкой и неоправданной надежды на то, что героини вдруг устанут от своего поэта и наконец обратят внимание друг на друга.
Пик разврата – невинное бултыхание в ванне, а если что выходит за рамки, то проистекает за кадром. Тема нежной девичьей дружбы и соперничества, переросшего в вожделение, также остается нераскрытой. Причем неудовлетворенными уйдут после сеанса не только эротоманы, но и те, кто ждал от «Запретной любви» умного или хотя бы красивого авторского кино. Разве что вы согласитесь счесть за красоту горящие во тьме голубым глаза, расфокусированную Найтли перед микрофоном и навязчивые пасторальные пейзажи с детской коляской. Диалоги скачут между пошлостью и плакатным пафосом, с каждой минутой отдаляя мысль о сходстве с фильмом Джо Райта.
Такое впечатление, что каждый раз, когда влиятельный гей Великобритании хотел выкинуть коленце, к нему подходил ответственный сотрудник этой влиятельной телерадиокомпании, на которой поэт Дилан зачитывал стихи для солдат фронта, доставал гранату и говорил "don't do it". Собственно, от всех коленцев в фильме сохранилось разве что название, в русском варианте прозвучавшее даже с большей прямотой, чем английское "Острие любви". Звучит просто издевательски, потому что максимум остроты, на которую оказалась способна "Запретная любовь" — совместное принятие ванны Кирой Найтли и Сиенной Миллер (обе, безусловно, хороши), да глупо хихикающий Дилан, зажатый двумя молодухами на продавленном диване, пока немцы сбрасывали на Лондон бомбы. Из всех возможных выводов о том, как чертовски сложны, интересны и трагичны бывают жизнь, любовь и творчество, в картине остался лишь один: никогда не доверяйте сочиняющим стихи говнюкам своих жен и свои сберкнижки.
То ли скабрезный анекдот из жизни знаменитости, то ли драма о всепобеждающем чувстве, «Запретная любовь» полтора часа бьется о неспособность взять нужную тональность, а когда что-то начинает налаживаться, до конца уже десять минут. Перед этим четыре неприятных, вздорных персонажа бесконечно кружат под неумолкающую музыку, как мухи вокруг огня, который даже не может как следует обжечь, поскольку в итоге окажется электрической лампочкой. Ежеминутно меняются светофильтры, закадровый голос нараспев читает стихи, снова и снова грамофонная игла касается пластинки, с такой же частотой кто-нибудь из героев плюхается в ванну, повисают в воздухе претенциозные реплики, кому-то на заднем плане гламурно отпиливают руку.